Конституция против Зорькина. Ответ правозащитника председателю КС РФ

10 декабря – Международный день прав человека. Именно в этот день в 1948 году Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций (ООН) приняла Всеобщую декларацию прав человека,  в которой были провозглашены неотъемлемые права, присущие каждому человеку вне зависимости от его расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения.

zakon

Декларация и обязательства по соблюдению ее принципов, принятые государствами-участниками, позволили защитить достоинство миллионов людей и заложить основы для создания более справедливого мира.

Целью провозглашения Международного  дня прав человека  является привлечение внимания к Всеобщей декларации прав человека как к общему идеалу для всех людей и народов.

Однако сегодня по всему миру провозглашенные  Декларацией права человека сталкиваются с новыми вызовами и угрозами. В России высказывания с сомнением в нужности  некоторых неотъемлемых прав допускаются даже председателем Конституционного Суда России.

К Международному  Дню  прав человека правозащитник Лев Левинсон подготовил ответ на статью Валерия Зорькина, в которой председатель КС РФ рассматривает «несовершенства» Основного закона Российской Федерации.  

«Надо уметь…»

Не в том ли особая красота российской Конституции, что она несет в себе зародыш своей гибели? Запрещая установление     какой-либо идеологии в качестве государственной или обязательной, Конституция не освобождает и саму себя от этого запрета: идеология деидеологизации тоже не может насаждаться, как хрущевская кукуруза, принудительно, не может поддерживаться государственным принуждением как истина в последней инстанции.  Граждане не обязаны чтить Конституцию. Никому не запрещено критиковать ее, толковать, пародировать, отстаивать не соответствующие ей взгляды любыми методами, кроме насильственных, в том числе пропагандировать православие-самодержавие-народность – триадой или за вычетом одного или двух элементов.

Однако несколько странно, когда это проделывает с Конституцией председатель Конституционного Суда.

В очередной программной статье[1] В.Д.Зорькин, не первое десятилетие занимающий эту должность, снова вытаскивает из старого хлама «национальную идею» и, не взирая на конституционный запрет идеологизации государства, готовит почву для ее внедрения.

Поисками «идеи» занимались еще при Ельцине, и даже объявляли в «Российской газете» конкурс на лучшую. Но «мисс национальную идею» так тогда и не выбрали. Первый президент РФ прислушивался иногда к трезвым советам своих советников. Конкурс заглох.

Нетрудно догадаться, что возразит Зорькин на обвинения в ангажированности. «Это научная статья, — скажет он. – А заниматься наукой, равно как искусствами и физкультурой, не  возбраняется никому.» Что ж, автор – профессор, статья – научная, ведь такие выражения как «сопли жевать» и «пыль глотать» заменены их академическими аналогами. Но если бы он, доктор юридических наук, заслуженный юрист, прислал на тот конкурс в РГ этот свой опус, он вряд ли был бы напечатан в относительно приличной в те годы газете и был бы погребен в редакционном архиве, в папочке с тесемочками.  Но статья написана действующим судьей, занимающим высшую судейскую должность. Статья напечатана и демонстрирует миру, в чьих руках в России защита Конституции.

В кратком изложении contra и pro Зорькина сводятся к отрицанию «англо-американского понятия свободы, которое во главу угла ставит личные и частные права», альтернативой чему должно быть, по Зорькину, установление «принципиально иного» правопорядка, отвечающего «ментальности русского народа». Еще короче: свободу предлагается накрыть большим беспросветным «нельзя».

«Слово «нельзя» имеет здесь разные оттенки», — любуется Зорькин, рассуждая о безусловном праве большинства дискриминировать меньшинства. Милое, родное «нельзя».

Только вот в России, по ее Конституции, именно человек, его права и свободы, являются высшей ценностью – да, как в Англии и Америке, и как во всей Европе. Отвергаемое Зорькиным англо-американское понятие свободы точно также может быть названо, например, французским. Ведь Декларация прав человека и гражданина 1789 года остается сегодня действующей частью Конституции Франции.

По сути, Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, присоединение к которой знаменовало признание Российской Федерацией общеевропейских ценностей, выраженных в Конвенции, Зорькин противопоставляет маловразумительные «конвенции, лежащие в основе конституционной идентичности народа», якобы «сложившиеся внутри общества». Смысл Европейской Конвенции раскрыт в корпусе решений ЕСПЧ, эти решения – часть Конвенции.  А что такое  зорькинские «конвенции, лежащие в основе идентичности народа»? Где они напечатаны? Где их можно найти? В отделении полиции? Председатель КС призывает «сохранять и укреплять традиционные ценности семьи, культуры, быта и т.д.». Последнее  — «и т.д.» —  служит, похоже, эвфемизмом подразумеваемого православия. Председатель КС хочет, наверное, соблюсти политес, чтобы не обидеть инаковерующих и неверующих. Но сам язык разоблачает автора – ведь что же это за высшая ценность, именуемая «и т.д.»?

Значит, вопрос стоит так: свобода или «и т.д.»? Потому что свободе можно противопоставить только несвободу, насилие и произвол.

Выдающийся венгерский конституционалист Андраш Шайо в книге «Самоограничение власти» писал: «Конституция, соответствующая требованиям конституционализма, отличается от простых основных законов, определяющих государственную структуру, тем, что она стремится обеспечить именно свободу. Любая иная цель государственного устройства – социальное благополучие, величие, спасение души и вообще всякая задача, выдвинутая государством,  может подвергать опасности свободу».

Председатель КС  прав, говоря о несовершенстве  российской Конституции.  Справедливы замечания об отсутствии должного баланса в системе сдержек и противовесов, доминировании исполнительной ветви власти, туманной природе прокуратуры. Дано это в виде общих, через запятую, перечислений недостатков. И только одно положение Зорькин выделяет – о местном самоуправлении, раскрывая суть претензии:  «ст. 12 Конституции дает повод к противопоставлению органов местного самоуправления органам государственной власти (в том числе представительным органам государственной власти), в то время как органы местного самоуправления по своей природе являются лишь нижним, локальным звеном публичной власти в Российской Федерации… Но подобные недостатки вполне исправимы путем точечных изменений». Поражают здесь две вещи. Прежде всего выясняется, что председатель КС… не знает Конституции!  Буквально не знает. Статья 12, которую он предлагает поправить «точечными изменениями», включена в главу 1 Конституции «Основы конституционного строя». А согласно ее статье 135, «положения глав 1, 2 и 9 Конституции Российской Федерации не могут быть пересмотрены Федеральным Собранием». То есть эти главы (Основы конституционного строя,  Права и свободы человека и гражданина, Конституционные поправки и пересмотр Конституции) могут быть изменены только  с принятием новой конституции. Положения других глав могут меняться точечно, что периодически происходит. Незнание порядка пересмотра Конституции непростительно и студенту. Зорькин ошибся. Все бы ничего, но в свете наделения его одного, как папы Римского, пожизненным председательством, будущее КС вызывает опасения.

Хуже другое. Председатель КС вполне сознательно отрицает местное самоуправление. По его советским понятиям, всё, что управляет – это власть: сельские власти подчиняются районным, районные – областным, областные – ЦК КПСС. Но Конституция, в полном соответствии с международным правом, разделяет местное самоуправление и государственную власть, наделяет его самостоятельностью и независимостью. Местное самоуправление — не нижнее звено власти, это вообще не территория государственной власти. И если, по Конституции, граждане РФ имеют право на управление делами государства, то на местное самоуправление имеют право все, проживающие на той территории — граждане и неграждане.  И здесь главное расхождение председателя Конституционного суда с Конституцией.  Его птолемеева картина мира не принимает децентрализованного мира Коперника. Как это? Глава сельского поселения не подчиняется губернатору? А Господу богу он тоже не подчиняется? У Зорькина как по Брехту:

Хотел господь, чтоб каждый индивид

Вертелся вкруг того, кто выше чуточку стоит!

И холуи вращаться стали вкруг людей, имевших вес,

И на земле, сырой и грешной, и в синих заводях небес!

Вокруг папы зациркулировало кардинальство,

А вокруг кардинальства — епископат,

А вокруг епископата — светское начальство,

А вокруг светского начальства – секретарский штат. [2]

Зорькин против Конституции, Конституция против Зорькина. Кто-то должен уйти. Но тут выясняется, что Конституция вполне устраивает председателя КС.  Менять Конституцию он не рекомендует. И не потому, что она так уж дорога его сердцу, а потому что  толкование Конституции в его надежных руках: «Надо уметь – пишет Зорькин,  вовремя увидеть те болевые точки, в которых фокусируется социальная напряженность на данном этапе развития общества,  найти способы снять или сгладить эту напряженность и облечь эти способы в надлежащие правовые формы». Проще говоря, этикетки наклеим, какие прикажете…

И, ведь, правда – умеют. Судьи КС умудряются признать не противоречащим Конституции самый отъявленный антиконституционный закон, подобно бортовому врачу на «Броненосце Потемкине», признавшему червивое мясо свежим. Как горько шутил Клод Гельвеций, «если бы чума раздавала ордена, ленты и пенсии, то, наверное, нашлись бы достаточно гнусные теологи и достаточно низкие юристы, чтобы утверждать, что царство чумы основано на божественном праве и что уклоняться от заражения ею – значит совершать величайшее преступление[3]».

Конституционность мы вам обеспечим — таков основной мессидж статьи Зорькина.

Социальные и экономические права обычно выдвигают вперед не для того, чтобы их соблюдать, а чтобы удобнее было нарушать личные, гражданские и политические права. Педалируя эту тему, Зорькин предлагает юридическую доктрину, оправдывающую умаление свободы слова, свободы совести, свободы собраний и процессуальных прав.

Для Зорькина (не только для него, но и для многих его идейных противников) существует строгое разграничение личных и политических прав с одной стороны, и социально-экономических — с другой. Но это ложная концепция. Всеобщая декларация прав человека, будучи краеугольным камнем глобального права прав человека, рассматривает все права и свободы как единое целое. И то, что Билль о правах состоит из двух отдельных документов – международных пактов о гражданских и политических правах и, второй,  об экономических, социальных и культурных правах, это лишь вопрос юридической систематизации, а не деления прав на обязательные и необязательные.

Так, право на жизнь в равной степени запрещает смертную казнь и обязывает государство обеспечить всем, находящимся на его территории, достойную жизнь. Смерть от голода или холода — такое же нарушение права на жизнь, как смертная казнь, хотя причины ее в нарушении права на хлеб и жилище. Равно и убийство на войне равнозначно смертной казни, и только называется иначе. Нет такой территории, для удержания которой государство вправе послать человека на смерть. Нет таких королей, президентов и правительств, таких народов, религий и реликвий, во имя или в интересах которых государство имело бы право убивать людей на войне (без разницы – «своих» или «врагов»). Власть, допустившая войну и посылающая на нее солдат, даже если не она начала первой, — виновна.

Может ли быть обеспечено гражданское право человека на свободу передвижения, когда он вправе ехать куда угодно, но зарплаты библиотекаря или медсестры хватает только на дорогу от дома до работы? И как разделить политическое право на свободу собраний и демонстраций от социально-экономических прав, когда на улицы выходят пенсионеры или дальнобойщики?

Зорькин пишет о балансе личных и социальных прав, выступая, вроде бы, за их равенство. Показательно, однако, что экономическое бесправие  большинства граждан России он объясняет только одной причиной – «несправедливостью приватизации крупной собственности, проведенной в стране в 90-е годы прошлого века». Это, конечно, важно. Но вряд ли несправедливая приватизация – это главная причина даже во вчерашних бедствиях россиян, тем более – в сегодняшних. От приватизации граждане не получили ничего из того, чего не имели и, при другой политике, могли бы получить. Куда болезненнее было лишение их того, что они имели – денежных сбережений (от восстановления которых нынешняя власть окончательно отказалась), льгот (которые по сути – компенсации) и многого другого. В том, что ежегодно принимаемый антисоциальный федеральный бюджет пожирают силовые ведомства и футболы, виноват не Чубайс.

И уж чья бы корова мычала. Конституционный Суд как одобрял, так и продолжает одобрять законы, плохо согласующиеся со статьей 7 Конституции, в которой сказано: Россия — социальное государство.

Но чтобы Дума вдруг не пересмотрела пожизненный срок полномочий председателя КС, 1943 года рождения, до достижения им 76 лет, защитнику трудящихся приходится стоять враскоряку. Заявив о несправедливости обогащения  приватизаторов, Зорькин, не заботясь о логике, тут же, спохватившись, говорит: «при всех издержках становления института частной собственности в постсоветской России сформировавшееся в итоге право частной собственности является важнейшим достижением осуществленных в стране преобразований и основой для ее последующего правового развития». Дескать, издержки, перегибы.  Так гоголевский Иван Иванович жалел нищую. Порасспросив и выяснив, что она хочет хлеба и мяса, «– Ну, ступай же с богом, – говорил Иван Иванович. – Чего ж ты стоишь? ведь я тебя не бью!».

Взявшись за якобы существующую антиномию прав личности и прав коллективных, Зорькин пишет, что вовсе не выступает против права частной собственности, сводя к этому праву все права личности. И понятно почему. Право частной собственности неудобно отнести к правам меньшинств, потому что большинство ничего не имеет против своей собственности, кроме того, что ее мало.

«Но хочу подчеркнуть, — пишет он далее, — что права меньшинств могут быть защищены в той мере, в какой большинство с этим согласно. Нельзя навязывать всему обществу законодательную нормативность, отрицающую или ставящую под сомнение базовые ценности общего блага, разделяемые большинством населения страны».

На эту апологию диктатуры большинства можно было бы сказать, что закон должен защищать слабого – ребенка, инвалида; инаковерующего от правоверного. Это понятно тому же ребенку. Но суть даже не в этом. Конституция вообще не делит людей на большинство и меньшинство. Высшая ценность – человек. Именно его права и свободы определяют деятельность органов государственной власти и обеспечиваются законами и правосудием. Вот, если угодно, национальная идея.

Нет ни нужды, ни охоты цитировать дальше многословные пассажи председателя КС о народной ментальности, добре и зле, различать которые можно, почему-то, только с позиции большинства… весь этот коктейль из классового сознания и святой Руси. Кажется даже, что профессор клевещет на некий, возможно русский, народ, выступая против попыток «навязать тому или иному обществу не свойственные ему представления о достоинстве человека». Хотя положение какого общества столь плачевно, того или иного, автор не уточняет.

Все эти неопределенности отнюдь не вторичны. Это вопросы стиля. Так храм Христа Спасителя подобен по стилю павильонам ВДНХ. То, что Зорькин говорит  о традициях и ментальности, пропитано фальшью.  Зорькин сам не верит в то, что пишет, в эти спекуляции на «ценностях». Это вопрос о том, что достовернее: официальные речи на торжественных молебнах, напечатанные в правительственных газетах, или русская литература – «Власть тьмы» Льва Толстого, «Пошехонская старина» Салтыкова-Щедрина, «Мужики» Чехова, «Деревня» Бунина. Наверное, все они клеветали на большинство?

Не о том же ли вопрошал Д.И.Писарев славянофилов с их «русской правдой»: «Да и что за правда?  Где она? В какой это прелюбезной черте старорусской жизни вы ее видите? В боярщине, в унижении женщины, в холопстве, в батогах, в постничестве и юродстве?».

Враждебность председателя КС к Европейскому Суду известна. Интересно, что по основному разногласию с ЕСПЧ Зорькин прав. Позиция ЕСПЧ, состоящая в том, что его решения выше российской Конституции, — эта позиция противоречит Конституции. Ее статья 15 ставить нормы международного права выше закона, но не выше Конституции. Такой конфликт возникал не раз, и не только с ЕСПЧ. Так, Россия не могла выдать А.Лугового Великобритании, потому что Конституция запрещает выдачу российских граждан. И Россия не могла исполнить решение Комитета ООН по правам человека о праве осужденных к лишению свободы участвовать в выборах, потому что Конституция это запрещает.

Но Зорькин не использует эти выгодные для него позиции, громя международные органы по защите прав человека, и ЕСПЧ в особенности, по всему фронту, обвиняя их в «демократическом дефиците» и стремлении «целенаправленно изменять конвенционную систему и чрезмерно свободно воплощать в жизнь свою активистскую позицию». Как говорится, без комментариев. Расшифровка этого пассажа заняла бы слишком много места из-за высокой вариативности означаемого.

Зорькину есть с чем сравнивать. Возглавляемый им Суд никто не обвинит в том, что он принимает решения «чрезмерно свободно».

В чем Зорькин прав, так это в том, что систему надо менять.   Только он тянет не в ту сторону.

Может быть, дело в понятиях? Думается, что формула «права и свободы» неверна. Еще более ущербно входящее в моду «право на свободу». Свобода первична, именно свобода, а не отдельные свободы.

Свобода не подведомственна ни министерству юстиции, ни верховному, ни конституционному, ни даже европейскому суду, не поднадзорна прокуратуре и не находится под управлением докторов юридических наук. Потому что не они сгорали за нее на кострах.

Лев Левинсон,

10 декабря 2018 года

 

[1] Зорькин В. Буква и дух Конституции. – Российская газета, 9 октября 2018 года.

[2] Брехт Б. Жизнь Галилея.

[3] Гельвеций К. Об уме.