Трактат президента Межрегионального центра «Стратегия» Александра Сунгурова к дискуссии, открытой на семинаре «Права человека – XXI век» о проблемах правозащитного сообщества в современных условиях и вызовах концепции прав человека.
Сложные, постоянно меняющиеся реалии XXI века требуют постоянной рефлексии не только деятельности правозащитного сообщества в этих условиях, но и самой концепции прав человека, анализа возникающих сегодня проблем и вызовов этой концепции, предложений и обсуждений по ее творческому развитию. Признание концепции универсальности прав человека важным достижением человеческой мысли и развитием лучших традиций либерализма, не означает, однако, что к ней надо относиться как к застывшему догматическому учению или как некоей «объективной реальности».
Напротив, концепция универсальности прав человека, как и все концепции, есть результат представлений людей об этом мире, включая как итоги размышлений философов права и политики, так и принимаемых на основе, в том числе и этих размышлений, нормативных актов того или иного уровня. А эти представления могут меняться, что с неизбежностью будет приводить и к изменению и размышлений теоретиков, так и нормативных актов. Так, например, не могу здесь не привести фразу из выступления Андрея Юрова на дискуссии «Права человека в XXI» на Гражданском форуме в Москве 8 декабря 2018 года: «Мы отмечаем в этом году 70-летие принятия Всемирной декларации прав человека. И это здорово. Но если мы не примем во внимание, что к настоящему времени в мире появились около миллиарда жителей Китая, около миллиарда жителей Индии, сотни миллионов жителей Африки, которые могут сказать, что они к принятию этой декларации не имели никакого отношения, то мы рискуем превратиться в секту верующих во второе пришествие прав человека!».
Именно поэтому для всех, кто относит себя к правозащитникам, важно не только понимать возможность (а, точнее, неизбежность) изменения самой концепции универсальности прав человека, но и по мере желания и способности, участвовать в этих изменениях. Ведь эти изменения возникают именно в результате общественных и экспертных дискуссий, и лишь потом выкристаллизуются в виде новых формулировок, резолюций форумов и текстов нормативных актов. Естественно, что в этих дискуссиях могут принимать участие и сторонники «правозащитного фундаментализма», как охарактеризовал себя один из участников состоявшегося 9 апреля 2019 семинара «Права человека – XXI век», заявивший, что считает «права человека только права первого поколения – личные, гражданские и политические права». К концепции поколений прав человека, как к одной из наиболее дискуссионной части общих представлений о правах человека мы вернемся чуть позже.
Права человека как предмет общественных и экспертных дискуссий
Кто же может быть участниками подобных дискуссий? С одной стороны, это, конечно, сами члены правозащитного сообщества, которое, впрочем, также неоднородно. Но этого, конечно же, далеко не достаточно. Необходимо выходить за его пределы, и участвовать в обсуждении проблем прав человека с другими сообществами, включая и нелиберальные. Сегодня это непросто, хотя бы потому, что у многих общественных групп такого желания уже нет. Еще десять с небольшим лет назад оно было, например, у православного сообщества, когда в 2008 г. вышла книга Митрополита Кирилла, посвященная пониманию концепции прав человека в православии[1] [Митрополит Кирилл 2008], и в том же году на Архиерейском соборе РПЦ были приняты «Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека». Казалось бы, появилась возможность использования интереса РПЦ к теме прав человека и возникновения дискуссий[2]. Однако вместо этого ряд правозащитников стали протестовать против вторжения в тему прав человека иных групп населения (особенно церкви и воцерковленной общественности). Так, в ходе Второго всероссийского съезда правозащитников Глеб Якунин говорил о Декларации о правах и достоинстве человека: «Декларация» подрывает демократические основы общества и вносит свою лепту в ползучий конституционный переворот»[3]. И никто ему тогда не возразил.
Прошло более десяти лет. И теперь уже в православной общественности угасло желание обсуждать тему прав человека. Мы понимаем, что прошедшие после 2012 года и особенно после аннексии Крыма события существенно изменили общий настрой в российском обществе, но сейчас ситуация снова меняется, появился отсутствовавший ранее общественный запрос на справедливость, на равенство перед законом и на уважение людей властью[4]. И сейчас необходимо не пропустить снова возможности приглашения к дискуссии о современном понимании прав человека представителей нелиберальных частей российского общества – воцерковленных, левых, консерваторов и т.д[5]. Опыт международных дискуссий показывает, что понятие прав человека используется, пусть и по-разному, приверженцами практически всех идеологий, кроме самых радикальных.
Еще одним полем обсуждения проблем концепции прав человека может стать академическое или экспертное сообщество. В прошлом десятилетии подобные обсуждения проходили на площадках семинаров и симпозиумов СПб гуманитарно-политологического центра СТРАТЕГИЯ[6]. Важным шагом на пути привлечения политологов к обсуждению темы прав человека стало создание в 2004 году в рамках Российской ассоциации политической науки Исследовательского комитета по правам человека, у истоков которого стояли О.Ю. Малинова, В.В. Смирнов и другие. Определенным результатом этих усилий стали публикация тематического раздела в журнале «Полис» в 2010 году[7], а также подготовка и выход в свет коллективной монографии «Права человека перед вызовами XXI века»[8]. В это же время при активном участии ИК по правам человека РАПН и прежде всего его члена, д.полит.н. С.И. Глушковой (Гуманитарный университет в Екатеринбурге) выходит первый в нашей стране энциклопедический словарь по правам человека[9], проходят общероссийские конкурсы работ молодых ученых, посвященные теме прав человека[10].
Здесь стоит подчеркнуть, что более созданию и более эффективной деятельности подобных экспертно-аналитических площадок по теме прав человека мешают пока и междисциплинарные границы, которые существуют сегодня в общественных науках. Концепция (или теория) прав человека во всем мире развивается сегодня на стыке правоведения, политологии, философии, социологии и ряда иных наук. Взаимодействие же «поверх барьеров» в современной науке, особенно российский, очень затруднено, а ученые работающие в меж-профессиональном поле часто рассматриваются их коллегами как «не соответствующими профессиональным стандартам». В этой ситуации важно поддерживать развивать исследования «на стыке», так, в нашей с Анной Захаровой (Семиковой) недавней статье отстаивается целесообразность развития такого междисциплинарного поля исследований, как политология права, в рамках которой могло бы более эффективно рассматриваться и развитие концепции прав человека[11].
Уверен, что важной площадкой такого, с одной стороны, экспертно-академического, а с другой – междисциплинарного общения мог бы стать и постоянно действующий семинар «Права человека – XXI век», первое заседание которого состоялось 9 апреля этого года.
Кратко – о некоторых проблемах концепции универсальности прав человека
Рассмотрим теперь в качестве примера несколько проблем, связанных с современным понимаем прав человека. Здесь стоит обсудить в первую очередь вопрос о том, как соотносятся между собой принцип универсальности прав человека с концепцией мультикультурализма, которая предполагает сохранение и развитие в отдельно взятой стране и в мире в целом культурных различий. Соответственно возникает вопрос, надо ли учитывать культурные традиции людей, принадлежащим к разным цивилизациям, предлагая им одинаковое понимание прав человека? Этот вопрос поднимался уже 70 лет тому назад, в конце 1940-х гг., готовилась Всеобщая декларации прав человека. Именно тогда группа ученых Американской антропологической ассоциации под руководством М. Герсковица выступила с Меморандумом, подвергающим сомнению универсалистскую концепцию прав человека. Согласно их позиции, «стандарты и ценности имеют особенный характер в разных культурах, из которых они происходят, поэтому всякая попытка сформулировать постулаты, вытекающие из представлений или морального кодекса одной культуры, препятствуют распространению такого рода декларации прав человека на человечество в целом…»[12]
Как пишет в своей книге «Социология культуры» первый декан факультета политологии НИУ ВШЭ Л.Г. Ионин: «Организация Объединенных Наций по сути дела проигнорировала этот меморандум, положив в основу Всеобщей декларации прав человека универсалистскую концепцию, согласно которой права человека едины для представителей всех сообществ, входящих в мировой порядок, независимо от специфики конституирующих эти сообщества традиций и свойственных этим традициям принципов понимания свободы»[13].
Это игнорирование произошло, на мой взгляд, потому, что в то время страны-победители во Второй мировой войне остро нуждались в наличие концепции, которая позволила бы выстроить международные отношения на каком-либо ином принципе, отлично от казавшегося еще недавно незыблемым принципа суверенитета отдельных государства. Именно нерушимость принципа суверенитета привела к тому, что первая международная глобальная организация – Лига Наций – не смогла остановить преступления против человечности гитлеровской Германии. Принцип универсальности прав человека и стал таким новым объединяющим принципом. Сегодня же, семьдесят лет спустя, выясняется, что игнорирование позиции антропологов не приводит к исчезновению самой проблемы.
Поэтому сегодня ничто нам не может помешать вспомнить, как же, по мнению авторов Меморандума о правах человека, должны сегодня эти самые права человека декларироваться: «В основу должны быть положены общемировые стандарты свободы и справедливости, базирующиеся на принципе, согласно которому… человек свободен в том случае, если он может жить согласно тому пониманию свободы, которое принято в его обществе. И наоборот, нельзя представить себе эффективный мировой порядок, если он не поощряет свободного развития личностей членов конституирующих этот порядок сообществ»[14]. Действительно, сама концепция прав человека является продуктом христианской европейской культуры, более того, она возникла внутри протестантской ветви христианства. Последователи католичества восприняли эту концепцию далеко не сразу, а в рамках православной субкультуру и сейчас ведутся острые дискуссии о приемлемости общепризнанных универсальных норм прав человека, выдвигаются собственные трактовки прав человека. И это только внутри христианской культуры. В мире же существуют и иные религиозные системы, такие, как ислам, иудаизм, буддизм и т.д. Насколько оправдано навязывать порождение одной из культур остальным? Если же уйти от такого навязывания – то не будет ли это помогать сохранять свою власть различного рода авторитарным и тоталитарным диктаторам в самых различных странах мира?
Вторая проблема, на которой я остановлюсь в этом тексте – эта отсутствие сегодня ясного понимания сути обсуждаемой концепции – о каких правах человека мы говорим? Выше уже упоминалась позиция «правозащитного фундаментализма», в соответствии с которым подлинными правам человека являются лишь только права «первого поколения», правах, о который говорится в Международном Пакте о политических и гражданских правах. Действительно, для реализации государством этих «фундаментальных» или «негативных» прав требуется лишь наличие у этого государства «доброй воли».
Тем не менее, сегодня уже и в процессе деятельности Европейского суда по правам человека в Страсбурге, работающего на основе Европейской концепции по правам человека, посвященной в основном именно политическим и гражданским правам, все сильнее становятся голоса в пользу того, что государство должно защищать и позитивные права человека, социальные, экономические и культурные права, находить для этого средства и возможности. Что же касается глобального уровня, то Международный пакт об экономических и культурных правах был принят Генеральной ассамблеей ООН одновременно с Международным пактом о политических и гражданских правах, то есть в 1966 г. Вместе с тем здесь возникает уже проблема «дистрибутивной справедливости» — за счет кого мы должны поддерживать малоимущих жителей?
Наибольшие проблемы возникают, на мой взгляд, с «третьим поколением» прав человека, или с так называемыми групповыми правами. Кто является субъектом прав человека – исключительно индивиды или индивиды и группы? Могут ли права народов рассматриваться по аналогии с правами человека? Правомерна ли «позитивная дискриминация», т.е. предоставление дополнительных возможностей для реализации своих прав группам, которые находятся в наименее благоприятных условиях? Не является ли она нарушением самой идеи прав человека? Известно также, что многие правозащитники, например, Марек Новицкий считают неоправданным вообще говорить о коллективных правах человека. Они считают, что правильнее говорить о нарушении прав конкретного индивидуума в связи с его принадлежностью к определенной этнической или социальной группе.
Наконец, есть и такая точка зрения (холистская), что само разделение прав человека на поколения — это реликт «холодной войны». Такая позиция основывается на пункте 5 Декларации Всемирной конференции по правам человека в Вене в 1993 г.: «Все права человека универсальны, неделимы, взаимозависимы и взаимосвязаны. Международное сообщество должно относиться к правам человека глобально, на справедливой и равной основе, с одинаковым подходом и вниманием».
Мне кажется, что возможно и не стоит добиваться согласия по поводу поколений прав человека, достаточно просто признать, что есть разные точки зрения на этот вопрос, также, как и на некоторые другие вопросы, связанные с темой прав человека. Этот же подход может оказаться полезным и при анализе развития самого правозащитного сообщества – а именно признать наличие в нем различных групп, объединенных тем мне менее общим уважением к категории «права человека».
Правозащитники и правозащитное сообщество
Прежде всего, попробуем дать определение самому понятию «правозащитник».
Самое краткое определение этого понятия мы можем найти в Википедии, оно же повторятся и в других словарях:
Правозащитники – это люди, занимающиеся общественной деятельностью, заключающейся в защите прав человека мирными средствами, как правило, от произвола государственных структур или должностных лиц.
На сайте «Закон и правопорядок» представлено следующее определение правозащитных организаций, которое представляется мне вполне адекватным:
Правозащитные организации (ПО) — это особый вид негосударственных неприбыльных организаций, деятельность которых направлена на утверждение и защиту прав и свобод человека, эффективный контроль за их соблюдением государством, его органами и должностными лицами. ПО содействуют уменьшению организованного насилия, осуществляемого государством.
Для этого они работают одновременно в трех направлениях:
1) Защита прав человека в конкретных случаях (эта помощь должна быть бесплатной для заявителя), общественные расследования фактов нарушений прав человека государственными органами.
2) Распространение информации о правах человека, правовое воспитание.
3) Анализ положения с правами человека[15].
Мне представляется, что при этом общем знаменателе внутри сообщества правозащитников могут существовать подгруппы, объединенные своим понимание самого понятия «права человека». Так, например, «правозащитные фундаменталисты», признающие правам человека лишь первое поколение этих прав, могут быть отнесены, условна говоря к правым либералам политического спектра, для которых ценность свободы стоит выше ценности справедливости. Правозащитники, признающие как первое, так и второе поколения, осознающие важность, как свободы, так и справедливости – условно говоря, ближе к левым либералам. Те же правозащитники, для которых приоритетом является равенство прав не отдельных людей, а тех или иных социальных, этнических, гендерных и иных групп – они ближе к идеологиям социализма, мультикультурализма, феминизма и т.д., что не мешает им быть до некоторой степени членами одного сообщества с левыми и правыми либералами.
Общим для всех подгрупп правозащитников остается представление о правах человека как основной ценности возникающего сегодня глобальной юстиции, или мирового права, стоящего выше суверенитета отдельных государств.
Почти двадцать лет тому назад мне уже пришлось предложить вариант классификации российских правозащитников, выделяя среди них несколько типов[16]. Рассмотрим, насколько приложенная тогда классификация работает сегодня.
В качестве первой группы я выделял тогда правозащитников с «доперестроечным» стажем, тех, кто выступал за соблюдение прав человека еще в советское время, и, соответственно, подвергался за это репрессиям. Это, бесспорно, «золотой фонд» российского правозащитного движения, люди, в большинстве своем служащие камертоном и для других правозащитников, и просто для российских граждан. Проблема сегодня в том, что с ходом времени эти люди стареют и, к глубокому сожалению, покидают этот мир. Их становится все меньше и меньше.
Отмечу здесь, что уже тогда, двадцать лет тому назад, при обсуждении тезисов того текста, Л.М. Алексеева предложила выделить в этой группе две подгруппы — истинных правозащитников, для которых приоритетом была и остается защита прав конкретных людей и продвижение прав человека, и тех противников советской власти, кто избрал правозащитное движение как форму антисоветской деятельности.
Сегодня я бы охарактеризовал вторую из этих подгрупп как более политизированную часть правозащитников, для которых само взаимодействие с лидерами авторитарной власти становится неприемлемым. Л.М. Алексеева, напротив, была ярким представителем минимально политизированной подгруппы правозащитников-ветеранов.
Вторая группа – люди, пришедшие в правозащитное движение во время перестройки или вскоре после ее окончания. Как правило, они были активными участниками политических клубов 1987-1988 гг., а затем членами Народных фронтов в поддержку перестройки, были, наряду со «старыми» правозащитниками учредителями движения «Мемориал» В начале же 90-х годов они, в отличие от большинства своих товарищей по Народным фронтам, не ушли в политические партии, а сознательно избрали для себя деятельность в правозащитных организациях, и к концу 90-х годов приобрели уже солидный опыт деятельности в этом направлении.
Именно правозащитники этой группы сегодня стали основой российского правозащитного движения, они получили важный опыт деятельности вместе с правозащитниками первой группы, во многом «пропитались» от них моральными принципами работы и просто жизни. Одновременно, многие из них стали хорошими менеджерами своих организаций, научившись работать и жить в условиях резкого снижения ресурсной базы, в условиях роста негативного отношения к их деятельности и власти и части населения.
В качестве третьей группы были описаны правозащитники, представляющие собой самовозникающий, или «grass root» уровень. Это были, как правило, обычные люди, не участвовавшие ранее в демократическом движении, но столкнувшиеся с нарушением прав человека на конкретном примере (часто на собственном примере или на примере своих близких) и сумевшие защитить нарушенные права. Очень часто эти люди продолжают свою деятельность по защите нарушенных прав других граждан, становясь своеобразными «народными» адвокатами. Этот тип правозащитников двадцать лет тому назад был наиболее массовым, я писал, что они составляли основу правозащитного движения в нашей стране.
Сегодня ситуация, на мой взгляд, изменилась, и этот тип участников правозащитного движения существенно сузился. Это связано, на мой взгляд, как с уходом из нашей страны различных иностранных фондов, так и с изменением общей атмосферы российского общества, росту высказывания отношений власти к правозащитникам, как к представителям «пятой колонны». Эта группа осталась, но существенно поредела.
Представители четвертой группы правозащитников по своему происхождению весьма близки к представителям второго типа, но в отличие от последних в начале девяностых годов они принимали активное участие в создании и деятельности политических партий и движений, таких, как Демократическая Россия, Демократическая партия России, Свободно-Демократическая партия, Республиканская партия и т.д. Впоследствии они «не вписались» в первый или во второй эшелоны российских политических партий и постепенно возглавляемые ими партии, движения и их региональные отделения оказались «на обочине» политического процесса. В этой ситуации некоторые из этих лидеров решили перейти «играть на другое поле» — из политики в сферу правозащитного движения.
Эта группа участников правозащитного движения уменьшилась еще сильнее, чем предыдущая, третья группа, и связано это было с тем, что все, кто мог уже перешли в сообщество правозащитников еще в 90-е годы. Новых «бывших политиков» так и не образовалось – прежде всего, из-за процесса резкого сужения самого поля политических партий в первом десятилетии этого века.
К правозащитникам пятого типа были отнесены активисты различных неправительственных некоммерческих организаций (НКО) или, иначе, организаций 3 сектора, которые в ходе решения задач своих НКО приходили от понимания необходимости защиты прав своих членов к пониманию важности защиты права как такого и важности контроля действий самого государства. Эта группа существует и сегодня, причем примерно на том же уровне (по сравнению с третей и четвертой). Здесь появилось пополнение правозащитников не столько через НКО, сколько через участников движения наблюдателей за выборами, возникшим в 2011-2012 годах, и продолжающим оставаться значимой силой и сегодня.
Шестую группу тогда составили молодые юристы, часто ведущие собственную юридическую практику, но часть своего времени уделяющие участию в работе правозащитных организаций, например, бесплатно ведя конкретные дела, или оказывая консультационные услуги. Приступив к работе как профессионалы-юристы, они вскоре видели, что без изменения отношения к закону самих представителей власти у нас не может быть правового поля для работы квалифицированных юристов. Некоторые из них, вовлекаясь в деятельность правозащитных организаций, начинают чувствовать уже гражданскую ответственность за происходящие события, сближаясь тем самым с правозащитниками второго типа, но отличаясь от них высоким профессионализмом в юриспруденции.
Этот тип правозащитников, или правозащитно-ориентированных адвокатов, существует и сегодня, по крайне мере, в крупных российских городах. Ярким примером такого типа может служить петербургский адвокат Иван Павлов, который создал неформальное объединение (Команду) юристов и журналистов по защите права граждан на информацию в судах. Команда опубликовала много материалов о государственной закрытости и юридические инструкции для граждан[17].
Двадцать лет тому назад я выделял еще три группы «квази-правозащитников». Сейчас среди них осталась только одна – имитационные структуры, либо созданные при поддержке власти (как, например, правозащитное движение «Сопротивление» Ольги Костиной, которое в течение ряда лет было оператором президентских грантов по теме прав человека[18]), либо созданные инициативно, но на определенном этапе переставшие критически оценивать какие-либо действия власти (как, например, Московское бюро по правам человека Александра Брода). Показательно, что Ольга Костина, и Александр Брод входили в состав Общественной палаты РФ, а Александр Брод в 2012 году включен в состав Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека особым распоряжением В.В. Путина после объявленной им голодовки.
Таким образом, из выделенных ранее шести групп правозащитников сегодня остались в основном вторая, пятая и шестая группы.
В заключение отметим еще одну особенно тревожную с точки зрения развития российского правозащитного движения тенденцию, выявленную в ходе реализации нашим СПб гуманитарно-политологическим центром СТРАТЕГИЯ трех проектов с общим названием «Развитие конструктивного взаимодействия государственных и негосударственных правозащитных организаций» в Северо-западном (2014), Центральном (2015) и Приволжском (2016) Федеральных округах (при поддержке президентских грантов). Одной из главных тенденций, выявленных в ходе этих проектов, было достаточно серьезное снижение количества правозащитных организаций во всех субъектах РФ, изученных в ходе проекта (за исключением г. Москвы).
Александр Сунгуров
Дискуссия по теме продолжается. Высылайте ваши размышления, тезисы и возражения на электронный адрес INFO@HRDCO.ORG для размещения на сайте «Коалиции по правам человека».
В рамках данной дискуссии также опубликованы следующие тексты участников диспута:
Александр Верховский «Тезисы о «правозащитном фундаментализме»;
Игорь Сажин «О границе узнаваемости правозащитников (размышление правозащитника-провокатора».
[1] Митрополит Кирилл Свобода и ответственность. В поисках гармонии: права человека и достоинство личности. М.: Отд. внешних церковных связей Московского патриархата. 2008.
[2] Малер-Матьязова Е. (2007) Православное переосмысление прав человека // Православие.ru // http://www.pravoslavie.ru/jurnal/790.htm
[3] http://www.zaprava.ru/content/view/607/2/
[4] Интервью с М.Э. Дмитриевым. ttps://www.business-gazeta.ru/article/423099
[5] Более подробно эта тема развивается в: Нездюров А.Л., Сунгуров А.Ю. Права человека в России: общественные дискуссии и институт государственного правозащитника // Мир России. 2018, Т. 27. № 3. С. 61-81. DOI: 10.17323/1811-038X-2018-27-3-61-81.
[6] Защита прав человека на Кавказе: позиция ученых и правозащитников. / Под ред. А.Ю.Сунгурова. – СПб: Норма, 2002; Права человека как предмет обсуждения и обучения. Материалы дискуссий 2002-2003 г. / под ред. А.Ю. Сунгурова. – СПб: Норма, 2004 г.; Права человека и проблемы идентичности в России и в современном мире. / Под ред. О.Ю. Малиновой и А.Ю. Сунгурова. – СПб.: Норма, 2005.
[7] А.Ю. Сунгуров. Права человека как предмет политической науки и как междисциплинарная концепция. // Полис, 2010, №6, с. 90-105; Смирнов В.В. Политология прав человека и политические права в России //там-же, с. 106-115; А.С. Карцов. Права человека и толерантность. //там-же, с. 116-130; Глушкова С.И. Индивидуальные, групповые, коллективные и всеобщие права в условиях мультикультурализма. // Там же, с. 131-140.
[8] Права человека перед вызовами XXI века. / под ред. В.В.Смирнова и А.Ю.Сунгурова. – М.: Российская ассоциация политической науки (РАПН); Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012.
[9] Права человека. Энциклопедический словарь/отв. ред. С.С. Алексеев. — М.: Норма, 2009.
[10] Права человека: история и современность. / под ред. канд. истор. наук Д.В.Дубровского: сборник работ участников Десятого конкурса молодых ученых и студентов. – СПб: Норма, 2009.
[11] Сунгуров А.Ю., Семикова А.Е. Юридическая политология или политология права: эскиз исследовательского поля. // Общественные науки и современность, 2017, №5. С. 83-94.
[12] Statement on Human Rights, Submitted to the Comission of Human Rights. United Nations by the Executive Board, American Anthropological Association // American anthropologist. 1947. N 49. – P. 541. Цит. по Ионин Л.Г. Социология культуры. –М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 45.
[13] Цит. по Ионин Л.Г. Социология культуры. –М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 46.
[14] Statement on Human Rights, Submitted to the Commission of Human Rights. United Nations by the Executive Board, American Anthropological Association // American anthropologist. 1947. N 49. – P. 541. Цит. по Ионин Л.Г. Социология культуры. –М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 46.
[15] Сайт Закон и правопорядок https://zakon.rin.ru/cgi-bin/view.pl?id=608
[16] Сунгуров А.Ю. Участие правозащитников в политике и пределы их сотрудничества с властью. // Правозащитник. 2000, 1. С. 19-31. Текст также доступен на сайте Научной электронной библиотеки «Гражданское общество в России» https://www.civisbook.ru/files/File/Sungurov_uch_prav.pdf